Они уводят нас за пределы метафор, и вслед за ними мы стремимся к тому недостижимому и таинственному, что сопутствует особенно им — великим писателям, ставшим классиками еще при жизни. Одни только названия их книг звучат как некие символы, кратко связывая поэтический вымысел и реальность.
Персонажи этой фотогалереи нам хорошо знакомы, более того — они наши хорошие друзья — ведь именно так принято называть хорошие книги. Хулио Картасар, Жоржи Амаду, Габриэль Гарсиа Маркес, Камила Хосе Села, — авторы многих шедевров латиноамериканской литературы в фотографиях Даниэля Мордзинского. Литература, фотография и кино — три страсти автора фотопроекта, объединившись, подарили миру уникальную коллекцию портретов. На съемочной площадке однажды и был сделан снимок, с которого началась эта история. Великий Хорхе Луис Борхес.
За каждым снимком стоит история встречи, которая могла бы стать литературным сюжетом.
Даниэль Мордзинский, фотограф:
«Я приехал в Париж и позвонил Картасару, но услышал автоответчик. Я положил трубку, но потом подумал — я приехал в Париж только потому, что здесь живет этот человек. И тогда я позвонил снова и оставил сообщение. Я сказал «я никто, я ничего не сделал великого, но если завтра Вы придете на мою выставку, которая сейчас здесь проходит, я буду самым счастливым человеком на свете». Я назвал адрес, и он пришел.»
Даниэль Мордзинский только улыбается, когда ему говорят, что некоторые для того и становятся писателями, чтобы он их сфотографировал. Но тогда на своей выставке в Париже он сделал только один снимок Хулио Картасара, и когда вскоре писатель умер, сокрушался, что встретившись с ним, не посмел снимать больше. Великий такт наравне с художественной интуицией позволяют Даниэлю проникнуть в самые глубины души. «Пойманные его объективом, мы открываем в себе новые неведомые грани» — говорят многие из тех, кого он снимает.
До сих пор есть чудаки, верящие, что фотография отнимает частицу души, — говорит писатель Луис Сепульведа, — Мордзинский делает чудеса, вручая снимок, он возвращает нам частицу нас самих, ту, что мы считали безвозвратно утерянной.»
Виктор Андреско, из интервью с директором Института Сервантеса в Москве (2007 г.)
«Наш родной язык — волшебная дудочка, заклинающая одиночество, игра в классики со словами. Даниэль Мордзинский представляет нам живых обитателей испаноязычного Парнаса. Живое человеческое лицо — это ли не самый лучший символ литературы. Красноречивое молчание тех, кого мы так любим и так мало знаем».
Луис Сепульведа, чилийский писатель:
«Я родился в самой южной точке планеты, окруженной стихиями, изолирующими чилийцев от мира, океан — с одной стороны, с другой — пустыня, где живет только безмолвие. Но однажды и там вырастают маленькие розы — ярко-красные цветы, величиной с чечевичное зерно. Их корни уходят в песок, в жажде воды все глубже и глубже. И только во вторую неделю марта проходит дождь, сокрее похожий на тончайший туман, но и его достаточно, чтобы розы расцвели, и тогда восход солнца пустыня встречает красным ковром цветов. К полудню солнце их сжигает, и пустыня вновь становится безжизненной и безмолвной.
Мы пишем о том, чего нет, но нам хочется, чтобы это было, поэтому Чили знаменито особенными поэтами.»
Эта короткая история Луиса Сепульведы отчасти объясняет удивительную притягательность латиноамериканской литературы. Литература — это, своего рода, акт дружбы, — считает писатель, — когда хочется поделиться историей, рассказать о том, что волнует, преподносишь это как дружеский дар.
Изданный альбом писателей, снятых Мордзинским, Сантьяго Гамбоа — другой выдающийся персонаж этой галереи снимков, называет возможностью вернуться в дружеский круг, где легче выстоять в борьбе с одиночеством, слабостью и вихрем безвозвратно улетающих дней».
А для читателей этот альбом вызывает не меньший интерес, чем книга каждого из тех, чьи портреты он представляет.
Александра Загряжская
Опубликовано в рубрике 
Метки: